Кольцо пассионарной дикости вновь сдавливает горло, не даёт дышать.
Флаг старой Венеции пламенными ленточками плещется на ветру. Синее небо, синее море. Моторная лодка, подпрыгивая на встречных волнах мчит к Венеции. Въезжаем с торца. С изнанки ободранные стены осыпаются пылью, дают трещины; высятся купола и башни – крепкие, стойкие... Или нет? Эта вот, как Пизанская, кренится. Красота, наконец, завладевает всем, начинает звучать красками, золотой мозаикой, солнечными бликами на камне, колокольным переплеском с волнами в унисон, говором птиц и людей. Будто из света, из морской пены, из снов это чудо. Дети играют в мяч на площади. Осторожно! Канал! У каждого дома окно к воде или в небо: топись, плыви или лети прямо вверх, как птицы. В старых отелях живёт XVIII век: стены струятся шёлком, деревянные, раскрашенные в цвета рококо завитушки стульев и кресел приглашают сесть или сорвать цветок; всё зелёно-водное, как вода в окне. Всё ослепляет. Ещё не время карнавала, ещё не нахлынули праздные толпы, но город готов: карнавальные пирожки золотятся и пудрятся, всюду рассыпано конфетти, кто его рассыпал? И маски, маски во всех витринах ещё не вышли на улицу.

Ходит по этому городу в разные часы дня и ночи вполне современный человек, у него бархатный камзол и котелок, 20 пар звонких туфель, библиотека старинных книг и странный дом. Дом стал пристанищем или заповедником доживающей свой век старины: бархатная туфелька с крошечной ножки какой-то потерянной в веках золушки, почерневшие от времени и бесчисленных взглядов венецианские зеркала (не забирайтесь слишком глубоко в их лесные дебри, это опасно, можно долго не вернуться!), старое издание «Алисы» на шатком столике намекает на этот факт. Бархатные кресла разноцветной компанией чинных рассыпающихся старцев собрались за круглым столом. В стороне на полу у диванчика гравюры Дюрера к Апокалипсису, на диванчике «Божественная комедия» Данте, стопка тетрадей и книг. Но это сказочное место – лишь подступы, для приходящих, для бесед за столом в гостиной. Святая святых – наверху. По витой лесенке выше и выше: там кабинет,

библиотека, спальня и терраса, парящая над крышами домов. Другое измерение, где можно спрятаться от толп приезжих и сумерек души, писать необычные путеводители по Риму и Венеции для залетающих призраков, помнящих историю городов и людей, и туристов, как правило не знающих ничего о ней. Здесь открываются потаённые уголки души городов, здесь используется волшебная оптика мастеров живописи, мастеров слова. Как передать звучание, запахи, вкус этого дня или дня когда-то случившегося? Надо передать так, чтобы «точнее не скажешь», иначе незачем браться. Будемте ратовать за чистоту языка, вынося беспощадные приговоры недоучкам, осквернителям святынь, да, с высоты своей колокольни- террасы; да, чеканя воинственно шаг! Да! Фигура вырастает до облаков, потом ещё выше и голова теряется в заоблачных далях. И вдруг – хлоп! Хулиганский мальчишка рассматривает сад за глухим забором в щель для почты: чего я ещё не увидел, не назвал? Кружение среди храмов, где обитают нынче Беллини, Карпаччо, Тинторетто... «А там... Посмотрите непременно в бинокль! Иначе не увидите!» Бинокль театральный, бархатный, полученный на время или в подарок из рук какой- нибудь дамы-призрака прошлых времён. «Как вы сказали?!» Жажда не слышащего или желающего услышать до самых тонких вибраций произношения. «Надо записать! Удачная фраза!» Ловец слов расставляет силки для птиц, чтобы собрать и торжественно выпустить на волю, пусть летят! Красиво!

Брюзга! Идёт и ворчит: это не надо трогать, это не надо отмывать, не надо реставрировать! Пусть осыпается! Воплотившийся дух Гольдони хочет всё оставить на своих местах, не тронутым. Зачем? Для диких толп современных невежд, для понимающих, для неофитов, для дилетантов, чтобы истинная красота времён мастеров, незамутнённой слезой повисла на ресницах. Пусть всё осыпается своим чередом!

Душные разговоры в душных пространствах табачного дыма. Студёная речка из открытого окна. Сердечность. Музы разных времён водят свои хороводы на выблёскивающих полянках в дебрях венецианских зеркал.

Утро, солнце, синь и зелень яркие, призывные. Идём! Горбатые мостики и кривые узкие улочки врезаются в мраморные торцы дворцов и церквей.

«Знаки власти племён Океании» под азартный рык и вздохи Океана демонстрируют в изящнейшем дворце – доме Муз. «Времена года» отступают и наступают, бодря холодом и согревая солнышком. Но горсточка отважных виртуозов прорывается дальше, и не захваченный в плен туристами, Вивальди возносится в полную силу, пренебрегая куполом.

Но всему, в том числе и этому пиршеству, приходит конец. Хмурое утро превращает яркие краски в акварель, и акварель продолжает растворяться дальше в каплях дождя, в потоках забвения. Город мастеров. Он был? Он есть? Это сон?